Четыре основных черты московской юстиции времен председательства Ольги Егоровой в Мосгорсуде

 

Я не знаком с Ольгой Александровной Егоровой лично. Когда я работал в судебной системе (в аппарате Высшего арбитражного суда), пересечений с Мосгорсудом (да и вообще с судами общей юрисдикции) у меня не было. Но конечно же, как всякий российский юрист, я не понаслышке знаком с результатами ее деятельности на посту председателя Московского городского суда. И как у подавляющего большинства юристов, мое отношение к ним резко отрицательное. Я не знаю ни одного практикующего юриста, который сожалел бы, что «эпоха Егоровой» подошла к концу.

Роман Бевзенко, юрист

Я выбрал четыре основных черты московской юстиции, которые оформились во времена председательства Ольги Егоровой.

Вождизм

Ольга Александровна Егорова получила негласный титул «московской судебной царицы». Он хорошо отражает не только формальное положение председателя Мосгорсуда, но и подчеркивает существо этой должности в нынешней судейской иерархии. О.А. Егорова рассматривала себя (да она фактически таковой и была) в качестве полновластной хозяйки московских судов.

Это поведение Ольги Егоровой выглядело вызывающе даже на не самом приглядном общероссийском фоне. Гигантская проблема российской судебной системы – всевластие председателей судов. Председатели – властители судеб судей своих судов, от председателя зависит карьера, доход судьи, его продвижение по службе, даже сам факт пребывания в статусе судьи. Для судьи нет ничего хуже, чем плохие отношения с председателем своего суда: в противостоянии всегда победит председатель. Именно поэтому борьба за председательские кресла такая ожесточенная, поэтому кланы (финансовые, силовые, бюрократические) всегда стремятся провести на должность председателя суда в ключевом для них регионе своего человека. Это фактически будет означать, что правосудие будет у них в кармане.

Разумеется, есть исключения. Мне известны случаи, когда председателями арбитражных судов становились умные, честные, скромные судьи, которые видели своей задачей не командовать своими судьями, а просто организовывать их нормальную работу, в том числе защищать их от попыток давления со стороны исполнительной власти региона и силовиков. Возможно, такие председатели есть и в судах общей юрисдикции.

Но Ольга Александровна такой не была. Она любила свою власть над судьями и, кажется, даже упивалась ею. Это сквозило во всех ее публичных выступлениях, она позиционировала себя не как первая среди равных (а именно это в норме и есть позиция председателя суда: он такой же судья как и все остальные, просто на нем лежит чуть больше организационной нагрузки), но как распорядитель судеб московской юстиции.

Добавлю от себя: если меня когда-нибудь спросят, какие пять вещей надо сделать, чтобы привести отечественную судебную систему в нормальное состояние, то первое, что я предложу, – сделать фигуру председателя суда выборной (и чтобы его избирали судьи суда), сократить срок полномочий председателя до двух-трех лет и ввести обязательную ротацию, запретив одному и тому же лицу занимать эту должность два раза подряд. Это станет лучшей вакциной от вируса вождизма, который поразил в том числе и московскую юстицию.

Мосгорштамп

При Ольге Александровне Егоровой Мосгорсуд получил свое едкое, но точное прозвище в среде практикующих юристов – Мосгорштамп.

Правосудие в Мосгорсуде творится быстро и незамысловато, судьи не слушают выступления юристов, часто не знакомы с делами, проверка решений районных московских судов занимает 5-10 минут, после которых решение, как правило, оставляется в силе. Все знают, что отменить решение районного суда в Мосгорсуде практически невозможно, тот оставляет без изменений все акты, выносимые судами первой инстанции. Хорошо, если суд первой инстанции разрешил дело правильно, тогда Мосгорштамп безвреден. Но если дело было решено неправильно, исправить ошибку очень сложно, почти невозможно.

Ольга Александровна Егорова гордилась тем, что в проверочной – апелляционной – инстанции отменяется такой незначительный процент судебных актов: по ее мнению, это свидетельствовало о высоком качестве работы московских районных судов.

Очевидно, что такая позиция – лукавство. До недавнего времени в системе арбитражных судов доля отмен в апелляционной инстанции колебался от 10% до 20%, это означает, что каждая пятая апелляционная жалоба удовлетворялась. В судах общей юрисдикции этот показатель был в разы ниже. Но вряд ли качество отправления правосудия в районных судах Москвы выше, чем в арбитражных судах первой инстанции, скорее наоборот. И тогда то, что в борьбе за «высокие показатели» Мосгорсуд закрывал глаза на судейские ошибки, характеризует последний весьма негативно. Это как-то очень по-советски: в угоду красивым нарисованным цифрам, нравящимся начальству, игнорировать существо дела. Но Ольга Александровна Егорова фактически и была таким совершенно «советским судьей».

Нет причин не доверять сотрудникам полиции

Советскость проявлялась и в другом: полнейшей лояльности московских судов общей юрисдикции органам власти Москвы, федеральным органам власти и правоохранительным органам.

Например, когда мэром Москвы был Юрий Лужков, все знали, что он непобедим в московских судах – ни лично, ни в качестве руководителя московской власти. Секрет такого успеха прост – это и знаменитые «лужковские» надбавки московским судьям, и помощь правительства Москвы в строительстве зданий московских судов, и большая поддержка, которую московские власти оказывали московской юстиции в деле обеспечения судей жилплощадью (хотя это – обязанность федеральных властей). Сейчас все то же самое можно сказать и про мэрию Сергея Собянина – она все так же непобедима в московских судах общей юрисдикции.

Но, конечно же, самая большая «любовь» у московской юстиции случилась с правоохранительными органами. Знаменитая фраза Ольги Егоровой «у суда нет оснований не доверять сотрудникам полиции» как нельзя лучше характеризует ее мировоззрение.

О чем идет речь? О ситуации «слово против слова». В рапорте сотрудник полиции утверждает одно, а частное лицо – предполагаемый нарушитель – другое. В таких ситуациях суд должен пользоваться специальным юридическим приемом: распределением бременем доказывания. До тех пор пока правоохранительный орган не доказал факт совершения правонарушения и виновность частного лица в нем, последнее считается невиновным. Это канон юриспруденции, аксиома, классика. Для всех – но не для Ольги Александровны Егоровой. И именно ее позиция о том, что «слово полицейского» весомее «слова простого человека» легла в основу административной практики московских судов. Она же и развратила правоохранительные органы: зачем напрягаться, собирать доказательства, то есть выполнять то самое бремя доказывания, если московские суды послушно повторяют, что «утверждения Х о том, что он не совершал вменяемого действия судом оцениваются критически, так как Х заинтересован в том, чтобы не быть привлеченным к ответственности».

Это игнорирование всех достижений правоведения, которые случились в течение последних двух сотен лет. И вина на этом полностью лежит на Ольге Александровне.

Профессиональная некомпетентность

Как-то раз в одном из интервью «Российской газете» Ольга Александровна взялась рассуждать о соотношении законов и справедливости.

Процитирую ее дословно: «Закон – это прежде всего закон. А справедливость – это справедливость. Отвечу примером: дело о взыскании долга. Человек дал в долг своему хорошему знакомому деньги, он обязан был взять у него расписку, но не взял, потому что тысячу лет его знает. Проходят все сроки, он просит: отдай, тот не отдает. Он идет в суд и просит взыскать долг с процентами. Судья спрашивает: а расписка у вас есть? – У меня есть свидетели. Еще раз спрашивают: расписка письменная есть? – Нет. Мы слушаем это дело, допрашиваем свидетелей и выносим решение: отказать, потому что по закону обязательно должна быть долговая расписка. Он кричит, что несправедливо. Но по закону. Вот вам ответ».

Если переложить этот ответ на обывательский язык, то ее спросили: как соотносятся круглое и зелёное. Она ответила: круглое это круглое, зелёное это зелёное, нельзя их смешивать. То, что что-то круглое может быть зелёным, а может и не быть; что что-то зелёное может быть круглым, а может и не быть Ольга Александровна даже не догадывается.

Если бы на ее месте был бы хорошо образованный юрист, то его ответ был бы такой.

Право, юриспруденция – это и есть по меткому выражению великого римского юриста Публия Ювентия Цельса искусство доброго и справедливого. Иными словами, право это искусство справедливого разрешения социальных конфликтов, право по своей сути не может быть несправедливо. Законы же – это всего лишь форма, в которой выражается право. Если закон несправедлив – значит он неправовой. И значит, суд – который является стражем и защитником права, а отнюдь не законов, – должен разрешить спор на основе такого толкования закона, которое будет выражать идеи справедливости, благо у суда для этого есть масса юридических приемов (расширительное и ограничительное толкование, толкование contra legem, аналогия закона и права и проч.).

То, что я написал в предыдущем абзаце, не требует штудий многочисленных старых толстых книг по праву, для этого достаточно уверенно владеть азами профессии. То, что я прочитал в интервью Ольги Егоровой, повергло меня в шок: так очевидно неправильно ответить на простейший юридический вопрос, имея такой длительный стаж пребывания в должности судьи, – надо еще постараться.

В общем, эпоха Ольги Александровны Егоровой — отнюдь не la belle époque, жалеть, что она прошла, вряд ли кто-то будет (может быть, кроме самой Ольги Александровны и близких к ней судейских функционеров). Но вот как бы грядущая эпоха — эпоха председателя Птицына, чья судейская карьера вся прошла в военных судах, — не стала бы l’époque terrible!

vtimes.io

Вам может также понравиться...